Действительно ли Ленин приехал в Россию в “пломбированном вагоне”?

06.11.2017 4:07

Новый фильм Владимира Хотиненко "Демон революции" раскроет зрителям тайну "пломбированного вагона", в котором Ленин приехал в Россию с группой товарищей. Режиссер уверен: вагон был, а инициатором этой поездки стал авантюрист Александр Парвус.

"Немало серьезных историков считает, что если бы не было этого вагона, то история Российского государства пошла бы по другому пути", – говорит Хотиненко. Правда ли, что этому вагону следует приписывать всемирно-историческое значение?

"РГ" публикует отрывок из книги писателя, редактора отдела культуры "Российской газеты" Льва Данилкина "Ленин: Пантократор солнечных пылинок".

***

Нет ничего удивительного, что еще в 1917 году, сразу после выступления на броневике, "пломбированный вагон" превратился в факт поп-истории и вечнозеленый хит поп-культуры, генератор мыльных пузырей, в каждом из которых отражается радужно-пенный образ Ленина; навязанный Ленину "атрибут", символ и метафору его чужеродности. Это словосочетание – ключевой элемент для концепции Октября как "диверсии против России" и большевиков как "группы заговорщиков", вроде тех, что убили Распутина. Как попало к большевикам "немецкое золото"? Да понятно как: в "пломбированном вагоне". Однако правда ли, что проезд через Германию – "горло" истории Ленина? Что этому вагону следует приписывать магические свойства – и "всемирно-историческое значение"? Про революцию Ленин узнал из газет, войну Россия проиграла никак не из-за "вагона", и даже если допустить, что вагон этот был доверху набит рейхсмарками, всё равно большевики победили не из-за него; сам Ленин на круг больше потерял в июле, когда выскочило официальное обвинение в шпионаже, чем если б приехал, условно, на месяц позже, вместе с Троцким, в более представительной компании, не подставляясь под неудобные вопросы. Не мытьем, так катаньем Ленин попал бы в Россию – и пусть не удостоился бы такой помпезной, с вип-залом и оркестром встречи, зато не хватанул бы в Германии политической радиации и наслаждался бы политическим иммунитетом. Пожалуй, существенно, что он оказался в России раньше Троцкого – но не критически важно: у Троцкого не было структуры, на которую можно было опереться, а у Ленина были "Правда" и ядро партии во дворце Кшесинской; разве что тезисы были бы не "Апрельские", а "Майские".

Для нас "вагон" – замечательная приключенческая интермедия, где счастливо для зрителей биографического шоу о Ленине сошлось множество элементов: необычные обстоятельства, позволившие раскрыться характеру главного героя (способность под непрогнозируемым углом войти в пограничную зону, с тем чтобы эффектно материализоваться из политического небытия; талант принять смелое, рискованное, безрассудное, авантюрное решение – но не спонтанно, расчетливо), мифологическая подоплека (возвращение; Антей, прикоснувшийся после десятилетнего болтания в турбулентности к земле) и символика – локомотив истории, зловещее "Красное колесо"; рев, запах, "поток заряженных частиц" железной дороги – то есть того самого капитализма, который так пугал Толстого и который не только раздавил традиционные ценности, но и "доставил" в Россию Ленина. Корабль мертвых Нагльфар, готичный "призрачный поезд", зомби-апокалипсис засохших в отрыве от русской почвы эмигрантов. Не то Троянский конь, не то советский "Мэйфлауэр", на котором прибыли отцы-основатели новой России. Страшно жаль, что нам неизвестна судьба исторического транспортного средства, при помощи которого Ленин удовлетворил свою страсть к экстремальному политическому туризму: он не был музеефицирован – хотя куда как интересно было бы прижаться лбом к тем самым стеклам, пересчитать количество полок, проверить толщину перегородок – слышали ли пассажиры разговоры друг друга…

Чтобы придать побегу из Швейцарии характер не исключения из правил, кулуарно предоставленного отдельному лицу, но массового исхода, надо было быстро наскрести свиту, явившись кем-то вроде школьного учителя, сопровождающего вверенный ему класс; в идеале там должны были оказаться представители всех политнаправлений – чтобы создавалось впечатление, что возвращаются не большевики, а "свободная Россия вообще". Пожалуй, выгоднее всего Ленину было бы вернуться вместе с Мартовым, Плехановым, Засулич, Аксельродом, Черновым, Троцким, Луначарским – в составе политического созвездия.

При попытке сколотить экипаж выяснилось, однако, что желание вернуться в Россию за компанию с Лениным возникало далеко не у всех. Мартов побоялся, и поэтому костяк отряда составили большевики – которых было в Швейцарии не так уж и много: вся женевская ячейка – человек восемь, цюрихская – десять, включая Ленина и Крупскую. Не удалось договориться с идейно близкими "впередовцами" – вроде Луначарского; тот поехал следующим рейсом, с Мартовым. Швейцария, к счастью, кишела политэмигрантами неопределенной партийной принадлежности, и почти любой имел шанс в течение недели наслаждаться ворчанием Ленина и смехом Радека. О количестве тех, кто, в принципе, хотел бы поучаствовать в строительстве новой России и увидеть родные могилы, можно судить по списку зарегистрировавшихся в комитете для возвращения политических эмигрантов в Россию: в марте 1917-го – 730 человек.

В 2013 году была продана – за 50 тысяч фунтов – мартовская телеграмма Ленина, в которой упоминается Ромен Роллан: его, оказывается, Ленин также хотел видеть в числе своих соседей по купе. Писателей, впрочем, собралось предостаточно и без автора "Театра революции"; 14 пассажиров из 33 оставили мемуары; некоторые, как Платтен, совершили несколько подходов к письменному столу. Не все свидетельства изобилуют живыми деталями, однако сопоставление показаний дает достаточно курьезов, чтобы без особых усилий превратить эту поездку в приключенческий фильм, детективный роман или популярный исторический очерк о познавательно-дидактическом путешествии "по следам Ленина". Беглый взгляд на dramatis personae, во-первых, подтверждает известную злую остроту Суханова: "В "первом интернационале", согласно известному описанию, наверху, в облаках, был Маркс; потом долго-долго не было ничего; затем, также на большой высоте, сидел Энгельс; затем снова долго-долго не было ничего, и, наконец, сидел Либкнехт и т. д. В большевистской же партии в облаках сидит громовержец Ленин, а затем… вообще до самой земли нет ничего"; а во-вторых, свидетельствует не столько о многопартийности подобравшегося коллектива, сколько о его "интернациональности"; не надо быть членом общества "Память", чтобы обратить внимание на обилие еврейских имен и фамилий; любое порядочное море просто обязано было расступиться перед этим Моисеем. Сам Моисей путешествует с Надеждой Константиновной и Инессой Федоровной – похоже, в одном купе; на этот счет есть разные свидетельства. (Точно известно, что после Стокгольма вместе с ВИ и НК в купе ехали ИФ и грузинский большевик Сулиашвили.) Зиновьев наслаждался обществом двух своих жен – бывшей и нынешней. Среди пассажиров были двое маленьких детей (со своими сложными судьбами), которых ВИ полагал себя обязанным развлекать – и устраивал с ними свою фирменную кутерьму. Двое немцев – офицеров сопровождения – присоединились к эмигрантам на границе; они делали вид, что не понимают по-русски. Ленин, увидев этих джентльменов, тут же извлек из кармана кусок мела, провел жирную черту и готов был свистеть при малейших признаках совершения заступа. В вагоне был и "нулевой пассажир", несостоявшийся: некий Оскар Блюм, который не прошел процедуру утверждения на общем голосовании в связи с подозрениями в сотрудничестве с полицией, однако пробрался в вагон.

"Проводы" революционеров свидетельствуют о том, что культурная жизнь Цюриха вовсе не ограничивалась "Кабаре Вольтер"; они включали в себя два этапа – торжественный прощальный обед в ресторане "Цернигергорф" на Мюлегассе, 17 (сейчас там трехзвездочный отель Scheuble, здание явно старое, со скошенным углом), и вечеринку в Eintracht с участием партфункционеров-аборигенов, студенток и рабочих, вздыхающих по родине; один 60-летний русский допровожался до того, что пустился на сцене вприсядку. Выезжающие подписывали обязательство, что осознают: проезд платный, по стандартному немецкому тарифу, – и немецкое правительство не спонсирует проезд революционеров.

Условия поездки были жестко регламентированы: соблюдай или до свидания; следующая группа, которая поедет в Россию через месяц, будет чувствовать себя много свободнее – революционеры даже совершат по дороге экскурсию к очаровательному Рейнскому водопаду; Ленин, насупленный и нахохленный, подозревающий весь мир в намерении истолковать его поведение негативным образом, не позволял своим товарищам сделать ни шага в сторону.

Немцы гарантировали, что в поездке не будет технических перерывов больше дня. Всех, кто изъявил желание войти в вагон, пропустят в Германию, не досматривая; на границе пассажиры обретают анонимность – но через КПП проходят, разделившись на женщин и мужчин и демонстрируя вместо паспорта бумажку с номером – "чтобы по дороге кто-нибудь из нас не улетучился или, подменив русского большевика немецкой барышней, не оставил в Германии зародыш революции", – острит Радек, у которого как раз следовало бы проверить паспорт – и снять его с пробега: он был австрийцем, то есть пробирался в Россию "зайцем" (именно поэтому его иногда помещали в багажное купе).

Итак, 9 апреля 1917 года, Цюрихский вокзал, три часа пополудни. Короткий митинг прямо на платформе (омраченный стычкой с социал-патриотами; сходка в Женеве за несколько дней до того закончилась свалкой, в которой несколько большевиков получили серьезные ушибы), товарищеское рукопожатие Ленина с Луначарским, дружеское похлопывание по плечам будущих коллег по Коминтерну Радека и Мюнценберга ("Либо мы через три месяца станем министрами, либо нас повесят"), ритуальное исполнение "Интернационала" – на четырех языках одновременно и под свист меньшевиков, красный флаг-платок из окна вагона, "Fertig!" кондуктора, эпизод с обнаружением Блюма (Ленину приходится буквально схватить его за воротник и без лишних проволочек -это запомнилось провожающим – вышвырнуть на перрон), "Fertig, fertig!" – готово, и вот в 15.10 осыпанный проклятиями и угрозами поезд отделяется от перрона и катится к немецкой границе: романтическое путешествие сквозь бурю начинается; поехали! Цюрихский вокзал очень похож на свои фотографии 1916 года, и если у вас есть склонность к "историческому трэйнспоттингу", то, застыв на одной из платформ, вы без особых усилий представите себя в 1917-м – живой душой, наглухо законопаченной в железном ящике.

Ленин имел обыкновение путешествовать с большими корзинами, набитыми разной архивной, как сказала бы НК, "мурой"; и если бы Карл Радек, которого иногда ссылали в багажное отделение, набрался духу сунуть нос в ульяновские емкости, то обнаружил бы там, среди прочего, несколько тетрадок, исписанных крайне странными текстами, в принадлежности которых Ленину могли убедить разве что типичные для ВИ пометки: "блягер! дура! бим, бам! Уф!".

Источник